Каравашкина О.Н.

Основополагающие аспекты преодоления экономического кризиса на Украине

Внешнеэкономическая деятельность

Любая страна, сколь бы ни была она богата ресурсами и развита технологически, неспособна производить весь объем товаров, необходимых для потребления обществом. Причем, например, для Украины вопрос стоит даже не о бананах, цитрусах, кофе и даже не о нефти и газе (хотя и о них также): само технологическое развитие различных стран мира, наличие в каждой из стран талантливых ученых, инженеров, экономистов, политиков предопределяет появление новых направлений и новых технологий, а значит, и товаров, без потребления которых общество неминуемо будет отставать в своем развитии. Это непреложный факт.

Но в сегодняшнем международном сообществе данный фактор не является единственным и, как ни странно, главным во внешнеэкономических отношениях стран мира. Главным фактором является основополагающий критерий эффективности капиталистической системы хозяйствования – норматив прибыли. Ранее мы показали, что если некоторое общество к затратам на производство товара добавляет прибыль, то тем самым оно планирует развитие инфляционных процессов.

Решить этот конфликт можно двумя способами: внутри страны или внешней торговлей. Решение внутри страны, в рамках существующих экономических воззрений, может быть осуществлено только путем понижения уровня заработной платы – т.е. путем недоплаты работникам за их труд, что неминуемо приводит к падению спроса на товары и по цепочке – к падению производства, что в свою очередь порождает внутриполитические и социальные конфликты, дестабилизирующие ситуацию в обществе. То есть для государства это – самоубийство.

Второй путь, обусловленный экспансией капитала и товаров, перемещает социальные проблемы в те страны, куда осуществляется данная экспансия. Но при этом (а для любого отдельно взятого государства это самое главное) внутри государства проблемы решаются наиболее просто. Наступают благополучие и процветание, которым, в частности, многие из нас так завидуют. Пусть не обольщаются, это процветание “золотого миллиарда” обеспечено только и исключительно экспансией, а не особой рациональностью, умом или работоспособностью. То, каким образом осуществляется данная политика, можно продемонстрировать на нескольких характерных примерах:

Зачем Бисмарк это делал, он не скрывал нисколько. Он стремился удовлетворить французов где-либо вне Европы, чтобы они оставили в покое Эльзас – Лотарингию, чтобы можно было, как он выражался, отдохнуть на западной границе” [Тарле, т. ХI, с. 779].

Или вот еще пример, уже из российской истории. “В деле российско-германских торговых отношений в Германии боролись могущественнейшие классовые интересы: промышленная буржуазия была заинтересована в благополучном улаживании дела, так как русский рынок сбыта был для нее одним из важнейших; представители интересов земледелия, напротив, не желали конкуренции русского сельскохозяйственного ввоза; рабочий класс, с одной стороны, тоже заинтересованный в обеспечении за германской промышленностью русского рынка, с другой стороны вместе со всей потребительской массой вообще желал возможно более широкого ввоза в Германию русского хлеба, огородных продуктов, русской птицы и скота, ожидая от этого понижения цен на предметы первой необходимости” [Тарле, т. V, с. 518].

Как видим, интересы производителей сельхозпродукции и ее потребителей в данном случае были полностью противоположны. Из данной ситуации, если пытаться решать ее внутренними мерами, по сути, было два выхода: или стимулировать резкое понижение цен собственных производителей (что в общем-то не всегда возможно в условиях сложившейся конъюнктуры и устойчиво работающей отрасли), либо демпинговать производство собственной сельхозпродукции – что ставило Германию в определенную зависимость от России. Либо решать вопросы внешнеэкономическими мерами, т.е. регулировать рынки таможенными пошлинами. Вильгельм II именно это и выбрал: “Германское правительство стало пускать в ход двоякого рода тарифы – минимальные и максимальные. Минимальные применялись к большинству держав (и именно к тем, которые в своем ввозе конкурировали с Россией), а максимальные ставки взимались именно со всех продуктов, шедших из России. При этом Германия заявила, что такое положение будет продолжаться, пока не будет заключен русско-германский торговый договор (такой, который будет выгоден Германии).

Витте (министр иностранных дел России в те годы – авт.) не только не хотел никогда войны с Германией, но его заветной идеей было привлечение Германии к союзу с Россией и Францией… Но он сообразил, что Вильгельм II в тот момент и по такому поводу на войну ни за что не решится… А в таможенной войне, конечно, победит Россия, потому что она гораздо менее экономически развита и скорее может обойтись без германских товаров, чем Германия без русского рынка...

Но Витте рассчитал правильно. Германия уступила, и договор 1894 г., очень выгодный для германской промышленности и русского сельского хозяйства, был плодом этой победы” [Там же, с. 519- 520].

Подобных примеров, связанных с рынками сбыта, рынками дешевых колониальных товаров, рынками сырья в истории не счесть. Все войны, интервенции, разделы и объединения земель, продажа и перепродажа прав владения, предательство политиков – всё происходит ради экономических интересов тех или иных стран. Ни одно государство, если оно не на словах, а на деле считает себя независимым, а свой народ – свободным, не пойдет на полную прозрачность своих границ, поскольку это – самоубийство. Это так же закономерно, как и то, что все государства, в силу своей военной и экономической мощи способные проводить экспансию, будут требовать от более слабых и зависимых государств прозрачности границ, выгодного им плавающего обменного курса валют и определенной трансформации внутри- и внешнеэкономических структур, выгодных этой сильной державе. “Наша внешняя торговля в значительной степени основана на отсталости наших заграничных покупателей. Мотивом, питающим эту отсталость, является эгоизм… Хороший пример – Мексика! Мы много слышим о каком-то “развитии” Мексики. Эксплуатация – вот то слово, которое было бы здесь более уместно. Если происходит эксплуатация естественных богатств лишь ради умножения частных состояний иностранных капиталистов, то это не развитие, а грабеж” [Форд, с. 200]. Тот же фетиш, под флагом которого всё это осуществляется – будь это требование демократических перемен, защита инакомыслящих, защита своих интересов или этнических групп – только вывеска. Экспансия цинична и не обременена никакими моральными “комплексами”.

“Вторжение произошло в предрассветной мгле 25 октября 1983 года. Два батальона парашютистов, сброшенные в районе аэропорта Пойнт-Селайнз (Гренада, Латинская Америка – авт.), обеспечили посадку на взлетную полосу аэродрома вертолетов, набитых американскими морскими пехотинцами. С моря десант поддерживали орудийным огнем корабли ВМС США. Всего в агрессии участвовало 15 тысяч американских военнослужащих. (Справка: территория Гренады составляет 0,3 тыс. кв. км, т.е. по 2 га на каждого нападавшего янки – сравнимо с участком для прополки; население – 104 тыс. чел. (1969 г.), т.е. по 7 человек на каждого нападавшего, включая стариков, калек, больных, детей, женщин [Атлас мира, с. 58- 59] – авт.)… Над островом опустилась черная ночь оккупации. В первые же дни после захвата Гренады американцы арестовали несколько тысяч патриотов. Мексиканский журналист Рамон Химено, побывавший на острове в декабре 1983 года, разговаривал с некоторыми американскими солдатами. “Это было прекрасно, - рассказывал один из оккупантов, - Как мы нападали! И потом нам разрешили брать из домов коммунистов все, что мы хотели. То, что мы взять не могли, мы били, ломали. Просто так… Это было здорово!” Другой солдат дополнил: “Нам ребята из ЦРУ указывали, где дома коммунистов, и там мы убивали всех. Даже цыплят и свиней. Мы вычистили всё, освободили эту страну!” Тех патриотов, кто не был убит во время облав, согнали в специально созданные лагеря, где арестованных подвергали пыткам и издевательствам. Через два месяца после интервенции на острове с группой врачей побывала профессор антропологии городского колледжа Нью-Йорка М. Самад-Мэтнас. Вот что рассказала она журналистам по возвращении домой: “Жертв заставляли раздеваться донага и били, фотографируя истязаемых. Их принуждали ложиться лицом в грязь, в навоз или в муравейник, сутками держали под палящим солнцем. Заключенных сгоняли в загоны для скота, окружали сворами свирепых собак, которые при малейшем движении бросались и рвали арестованных. Группы заключенных, доставленных на американские военные корабли “Гуам” и “Сайпан”, помещали в металлические клетки в котельных. Там в невыносимой жаре и грохоте их держали по несколько дней. Как после этого не вспомнить слова Рейгана на встрече в Белом доме с представительницами республиканской партии в марте 1984 года. “Сегодня мир снова знает, - заявил он, - что можно рассчитывать на то, что Америка будет защищать свободу, мир и достоинство человека”.” [Котляренко, с. 123- 124, курсив наш – авт.].

Если бы это было единственное черное пятно. Мексика (1845, 1846- 48, 1914, 1916- 17), Гватемала (1954), Санта-Доминго (1898, 1905, 1916- 24, 1965- 66), Куба (1899- 1902, 1906- 08, 1912, 1961), Корея (1855, 1871, 1876, 1950- 53), Вьетнам (1946- 54 – помощь Франции, 1954- 64), Камбоджа и Лаос (1964- 75), Филиппины (1989- 1901, 1948- 54), Италия (1948), Гаити (1817, 1915- 34, 1996), Россия (1918- 22) – да разве все перечислишь? И всюду разбой, садизм, невинная кровь. В частности, на Филиппинах “убивая женщин, стариков и детей, раненных и пленных, солдаты действовали согласно приказам командования. В одном из таких приказов американский генерал Белл писал: “Все здоровые мужчины должны быть убиты или взяты в плен”. Другой генерал, Смит, командовавший военными операциями на острове Самар, приказал убивать всех способных носить оружие, причем детей старше 10 лет он считал не менее опасными, чем взрослые. О масштабах истребления местного населения на Филиппинах можно судить по такому факту: на одном только острове Лусоне в результате военных действий и карательных операций американской военщины погибло более полумиллиона человек – каждый шестой житель острова. Количество жертв среди местного населения было настолько велико, что даже официальные историографы США не сочли возможным скрыть от потомков зверства и жестокость завоевателей. “То, что не раз имело место в ходе индейских войн, повторилось в гораздо больших масштабах во время Филиппинской кампании, - признает “Краткая история армии США”. – Американские солдаты на Филиппинах вели себя далеко не по-ангельски. Часто они не только убивали мирных жителей, но и прибегали к пыткам... Неприятные инциденты (?! – авт.) носили порой столь массовый характер, что становились всеобщим достоянием, вызывая возмущение общественности”” [Там же, с.33- 34].

Не менее интенсивно “поработали” янки и в России, о чем у нас, к сожалению, мало знают: “Помощник генерала Грэвса (командующего американским экспедиционным корпусом на Дальнем Востоке – авт.) полковник Морроу в своих мемуарах писал, что его солдаты “… не могли уснуть, не убив кого-нибудь в этот день… Когда наши солдаты брали русских пленников, они отвозили их на станцию Андрияновка. Здесь вагоны разгружались, пленников вели к большим ямам и расстреливали из пулеметов… Самым запоминающимся был случай, когда в течение одного дня были расстреляны пленные, содержавшиеся в 53 вагонах, - более 1600 человек”. Выполняя поставленную Вашингтоном задачу “любой ценой обеспечить американские интересы в Сибири”, оккупанты жестоко расправлялись с партизанами, всеми, кто поддерживал Советскую власть. Прибывшие из Америки в Сибирь “джентльмены удачи” бросили в тюрьмы и концентрационные лагеря более 80 тысяч рабочих, крестьян, представителей интеллигенции, половину из которых они расстреляли или замучили. С не меньшей жестокостью расправлялись интервенты с советскими людьми на Севере (Архангельск, Мурманск – авт.), где каждый шестой житель края побывал за время американской оккупации в тюрьме или концентрационном лагере. В Мурманске, где интервенты создали пять тюрем, постоянно находилось в заключении до тысячи арестованных. На острове Мудьюг и в становище Иоканга на Кольском полуострове интервенты создали концентрационные лагеря, в которых советские люди подвергались издевательствам и пыткам, обрекались на мучительную смерть от голода и холода. Часто американские тюремщики обливали людей водой на морозе, превращая их в ледяные глыбы. Лишь по приговорам американских военно-полевых судов “за сочувствие и помощь большевикам” на Севере было казнено около четырех тысяч человек. Значительно больше погибло во время карательных операций. Для массовых расправ с населением оккупанты сформировали специальный “карательный поезд” под командованием лейтенанта Келлера, снискавшего репутацию особо изощренного садиста. В деревне Казанка Ольшанского района Архангельской губернии каратели, согнав на одну из улиц стариков, женщин и детей, открыли по ним огонь. Газета “Нью-Йорк таймс” сообщила подробности этой операции, упомянув, в частности, что лейтенант Веджер ранил беременную женщину, которая упала на землю и, умирая, в луже крови родила мертвого ребенка” [Там же, с.43- 45, курсив наш – авт.].

Более того, “в начале 1919 года в государственном департаменте США был разработан детальный план раздела Советской России. Документ гласил: “Всю Россию следует разделить на большие естественные области, каждая со своей экономической жизнью. При этом ни одна область не должна быть достаточно самостоятельной, чтобы образовать сильное государство”. Предусматривалось отделение от Советской России Прибалтики, Белоруссии, Украины, Кавказа, Средней Азии. Удивительное сходство с планами Гитлера расчленить Советский Союз! Не из этого ли документа черпал идеи для плана “Барбаросса” бесноватый фюрер?” [Там же, с. 41, курсив наш – авт.]. “Мир – это материя, которую нужно преобразовать, чтобы из нее выделилась энергия, сконцентрированная нами, психическая энергия, способная привлечь Внешние Силы Высших Неизвестных, Властелинов Космоса. Деятельность Черного Ордена не отвечает никакой политической или военной необходимости, она отвечает необходимости магической. Концентрационные лагеря осуществляют первоначальную магию, они представляют собой символический акт, макет. Все народы будут оторваны от своих корней, превращены в огромное кочующее население, в сырье, над которым будет позволено командовать, и поднимется цвет человека – человек, находящийся в контакте с богами. Это обратная модель планеты, ставшей полем магической обработки Черным Орденом… Акт творения не завершен, Космический Дух еще не отдыхает, будем же внимательны к его приказам, передаваемым богами нам, жестоким магам, поварам, месящим кровоточащее и слепое человеческое тесто! Печи Аушвица – это ритуал” [Повель, Бержье, с. 66- 67, курсив наш – авт.]. – Это уже из нацистской оккультической доктрины, которая точно так же копирует американский способ “демократизации” мира, как и план “Барбаросса” копировал план Госдепартамента США, а методы фашистских концлагерей удивительным образом повторяли способы “обработки человеческого материала” в американских концлагерях России, Азии, да и самой Америки. Не стоит забывать, что “до начала заселения европейскими колонистами территории, занимаемой ныне Соединенными Штатами, там проживали 15 миллионов индейцев. Сейчас их менее 800 тысяч. Загнанные в 267 резерваций, индейцы живут ныне в самых бесплодных районах страны. Их политические, экономические, социальные права, вытекающие из 371 договора, заключенного в ХIХ – начале ХХ века правительством США и индейскими племенами, грубейшим образом нарушаются Вашингтоном. Резервации фактически превращены в гетто, где царят безработица, нищета, а средний годовой доход намного ниже “официальной черты бедности” [Котляренко, с. 10]. “Братья! – продолжал Оцеола, повернувшись к вождям и воинам и как бы не обращая внимания на белых, - Вы поступили правильно. Вы высказали волю нации, и народ одобряет это. Это ложь, что мы хотим оставить нашу родину и уйти на Запад! Те, кто говорит так – обманщики! Они повторяют чужие слова. Мы вовсе не стремимся в ту обетованную землю, куда нас собираются отправить. Она далеко не так прекрасна, как наша земля. Это дикая, бесплодная пустыня. Летом там пересыхают ручьи, трудно найти воду, и охотники умирают от жажды. Зимой листья опадают с деревьев, снег покрывает землю, и она промерзает насквозь. Холод пронизывает тела людей – они дрожат и погибают в страданиях. В этой стране вся земля как будто мертвая. Братья! Мы не хотим жить на этой ледяной земле, мы любим нашу родину…

- Вы не хотите подписать договор, вы не желаете уйти? Прекрасно! В таком случае, я заявляю, что вы должны будете уйти! Иначе вам будет объявлена война! На вашу землю вторгнутся войска! Штыки заставят вас покинуть ее!” [Майн Рид (участник событий), т. 2, с.145- 146].

Мы уже не говорим об отношении белых к черным и цветным: “Вы, которые живете так далеко от этого мира страстей, не можете понять отношений, существующих в Америке между белыми и цветными. В обычных условиях между ними нет острой враждебности – наоборот! Белый довольно добродушно относится к своему цветному “брату”, но только до тех пор, пока последний ни в чем не проявляет своей воли. При малейшем же сопротивлении в белом мгновенно вспыхивают враждебные чувства, правосудие и милосердие перестают существовать, и остается одна неукротимая жажда мести.

На другом берегу Атлантического океана вы воздеваете руки к небу и восклицаете: “Какой ужас!” Вы убеждены в том, что у вас нет рабов и нет подобных зверств. Вы жестоко ошибаетесь! …Страна работных домов и тюрем! Имя твоим жертвам – легион!” [Там же, с. 152- 153, курсив наш – авт.].

И это действительно так. Обширные примеры американского способа решения своих проблем вовсе не являются специфически американскими, а лишь наиболее яркими в новой и новейшей истории. Способ этот типичен для многих стран. В свое время именно так колонизовали свои владения и Испания, и Португалия, и Франция, и Англия. И кстати, независимо от того, находится ли колонизуемая страна далеко от глаз гуманной общественности или рядом.

“Как всякая страна, живущая хронически ненормальной жизнью в хронически ненормальных условиях, Ирландия была в течение последних трех веков своей истории подвержена периодическим спазмам, потрясавшим весь национальный организм. Этот спазм обыкновенно предшествовал, или, точнее, наступление этих спазматических явлений ускорял голод, регулярно посещавший Ирландию” [Тарле, т. 1, с. 480]. В свою очередь, каждому спазму предшествовали вполне определенные действия Англии по отношению к населению Ирландии. Так, условия для великого голода 1845- 1846 гг. формировались еще с 1839 года: “С 1839 по 1846 год 150 тысяч человек было выгнано вон с арендуемых ими участков за неплатеж ренты, за иные провинности перед лендлордом или перед управляющим, или вследствие того, что лендлорду выгоднее оказалось расширить свои пастбищные угодья. Счастливцы, которых не выгоняли, жили в совершенной нищете, но голодная смерть грозила им не сейчас, и они трепетали, как бы не потерять это преимущество, как бы не оказаться в числе изгнанных. По цензу 1841 года 46 % всего сельского населения Ирландии жило так, что вся семья помещалась в одной комнате. Эти жилища представляли собой нечто неописуемое: удушающий смрад, грязь, теснота, едкий дым, часами наполнявший крошечное помещение, где зимой копошилась вся семья, - все это поражало даже тогдашних наблюдателей, даже тогдашнее поколение, привыкшее ко многим видам на английских фабриках и в каменноугольных бассейнах, в описываемый золотой век манчестерской доктрины. Эти хижины, по удостоверению лорда Девона, к тому же, вовсе не служили защитой от ненастья, ибо были выстроены слишком плохо, спали их обитатели на полу, ибо постель, по словам той же комиссии, была “редкой роскошью”. Лорд Девон и его товарищи пришли к заключению после своей анкеты, что ирландский земледелец “плохо помещен, плохо ест, одевается, плохо вознаграждается за свой труд”. Комиссия заявляла в своем отчете, что на нее произвело сильное впечатление то “страдальческое терпение, с которым (ирландские – Е.Тарле) рабочие классы обыкновенно переносят страдания, большие, по нашему мнению, нежели те, которые должен выносить народ в любой другой стране Европы”… Если лендлорд выгонял арендатора, он отправлял его на тот свет столь же действительно, как если бы он застрелил этого бедняка…; заработка не было нигде, ни в чужих деревнях, где люди боязливо держались за свой черствый кусок и не хотели лишних ртов и лишних рук, ни в городах, где ремесла, промышленность, торговля падали с году на год. Лендлорды только получали деньги в Ирландии, проживали же их почти исключительно в месте постоянного своего жительства – в Англии. Никакого денежного оборота в Ирландии не было: деньги, приносимые ирландской землей, оживляли английскую торговлю, а вовсе не ирландскую. Одной из причин, почему городской буржуазный класс поддерживал агитацию против унии, было также и то обстоятельство, что политическая самостоятельность сделает Дублин, а не Лондон столицей Ирландии, и землевладельческая аристократия будет жить в Ирландии, а не в Англии, и это отчасти посодействует оживлению торгово-промышленной жизни страны (! – авт.). Смертность, все усиливавшаяся, была фактом, который тем более тревожил, чем чаще к нему приходилось обращаться… Умирали арендаторы на своих участках, умирали земледельческие рабочие, которые в обыкновенное время рады были поденной плате от полутора шиллингов до четырех пенсов (около 18 копеек в день) и которых ввиду неурожая никуда не брали на работу…” [Там же, с. 481- 482, курсив наш – авт.]. Итог: “В 1846 г. к началу “великого голода” в Ирландии жило 8 288 000 человек; цифра рождений за период времени с 1847 по 1851 годы была равна 1 421 000 человек; цифра ежегодной смертности, так называемой “нормальной”, непосредственно перед “великим голодом”, если ее помножить на 5, дает 755 000 смертей за тот же период времени (1847-1851 гг.). Так что, если бы не чрезвычайные события этого времени, то народонаселение Ирландии в 1851 г. должно было бы выразиться цифрой 8 954 000 человек, ибо перевес числа рождений над числом смертей был бы равен 666 000 человек. На самом же деле население с 1846 по 1851 г. не только не увеличилось, но уменьшилось в невероятной степени: от голода умерло 1 104 000 человек (по официальным данным английского правительства, старавшегося по возможности умалить размеры бедствия), эмигрировало в Англию 314 000 человек, в другие страны 984 000 человек; вследствие этих обстоятельств население Ирландии в 1851 г. было равно 6 552 000 человек. Пугающие размеры бедствие приняло зимой 1845- 1846 гг. Безвыходное отчаяние овладевало целыми тысячами людей, которые выходили из дома просить милостыню или убить и ограбить кого придется, и от слабости многие из них, пройдя с милю, ложились на дороге и умирали. Матери убивали детей, а потом и себя, чтобы долго не мучиться; крестьяне гурьбой выходили грабить фургоны с хлебом, проезжавшие по большим дорогам. За год в Ирландии произошло 5 638 аграрных преступлений, из них 139 человекоубийств, 138 покушений на убийство, 540 нападений с отягчающими обстоятельствами, 478 поджогов, 134 обстреливания жилых помещений и т.п. Это не была революция… Голод, доводивший до умопомрачения, был непосредственным стихийным стимулом…” [Там же, с. 483].

Не возникают ли у Читателя некоторые невольные аналогии? Нет? Тогда можно поговорить и об Украине: “Среди народа стали появляться недуги: заразные горячки, тиф и лихорадка. Опухшие с голода дети мужицкие, голые и синие, целыми стайками лазили по токам и сеновалам, ища зернышка; не находя зернышка, они щипали траву, как телята, обрывали листву с черешен и яблонь, грызли ее, заболевали животом и мерли целыми десятками. Села, звеневшие некогда гомоном и пением детей погожими летними днями, теперь стояли тихо и понуро, словно чума прошла по их пропыленным улицам. Эта небывалая, мертвая тишина тяжким камнем налегала на грудь даже постороннего человека. Идешь селом, на улице ни души живой, разве худая, несчастная скотина бредет сама, пасясь по-над тыном, да где-нигде под навесом шевельнется, словно привидение, сгорбленный, опустившийся человек. Вечером в хатах темно: в печах не топится – нечего ни варить, ни печь, каждый спешит зарыться в свой угол, чтобы хоть ночью не слышать стонов, не видеть муки других. Эта страшная, мертвая тишина в предгорных селах была знаком, что народ начинает опускать руки, утрачивать надежду и впадать в то состояние безучастного остолбенения, в котором человек от избытка боли перестает ощущать боль и гибнет тихо и безжалостно, так, как тихо и безжалостно вянет поникшая трава на пекучем солнце... Тут беспомощны отчаяние, чувство безвыходной гибели, полубессознательное желание хоть как-нибудь и чем-нибудь продлить еще хоть на несколько дней это нищенское, мученическое житье, а там... Что за мысли, что за замыслы роились в голове едущего барина, - каждый легко догадается… “Это для меня происходит! – думалось ему. – Солнце – мой верный сподвижник. Высушивая эти поля, высасывая все живые соки из земли, оно работает на меня, оно гонит дешевых и покорных работников к моим ямам, к моим фабрикам!” А этих покорных и дешевых работников теперь как раз нужно было Герману как можно больше, ибо теперь он начинал новое блестящее и великое предприятие, которое должно было его выдвинуть еще выше по лестнице богатства” [Франко, т. 3, с. 91- 93].

Хотим только заметить: это не голодомор 1932- 33 годов. Это конец ХIХ века, когда Западная Украина входила в состав Австро-Венгрии. Все это удивительным образом стерлось из памяти господ украинских националистов, помнящих зверства только сталинского режима, переподчинившего эти земли в 1940 году. Хотя столь короткая память, вероятнее всего, связана с политической конъюнктурой. Мы ни в коем случае не хотим оправдывать зверства его режима по отношению к собственному народу. Единственное отличие заключается в том, что Сталин взял страну разрушенной и аграрной, а оставил промышленно развитой и дважды восстановленной. В перечисленных же случаях страны разграблялись, а народ этих стран уничтожался. И это – тот аспект, который необходимо учитывать при анализе действий правителей. Во всяком случае, не странам “золотого миллиарда” занимать первые строчки в книге по соблюдению прав человека, и тем более не Соединенным Штатам. А если уж кого и судить Гаагским трибуналом, так это в первую очередь американских конкистадоров: пусть заочно, пусть посмертно – в назидание потомкам как откровенный фашизм.

Особо следует отметить, что в рассмотренных конкретных примерах рядом с колонизаторами активное участие принимают представители местной финансово-промышленной верхушки, что не случайно. По мере развития общества, технология неоколониализации все менее стремится к активным боевым действиям, создающим определенную социальную напряженность внутри собственного общества, и прибегает к боевым действиям только в случае абсолютного перевеса своих сил или беззащитности жертвы. Во всех остальных случаях страны “золотого миллиарда” все более опираются на разработанную в 1940- 50-е годы в США технологию экономических войн. Эта технология в той или иной степени уже прошла “успешную” обкатку практически во всех уголках земного шара, в том числе и на Украине. “Практика МВФ предусматривает ликвидацию в зависимых государствах тех отраслей, которые могут быть конкурентоспособными для экономики Запада, а также предусматривает удержание доходов населения на уровне, при котором было бы возможным подталкивание его к эмиграции на Запад в поисках работы за низкое вознаграждение. Этот уровень доходов составляет 10- 15 % от уровня доходов западноевропейцев и определяется способностью населения зависимых государств покупать товары, предназначенные развитыми странами на экспорт.

“1. Либерализация цен.

Бездумная либерализация цен, в частности на энергоресурсы, мгновенно оказала свое губительное воздействие. При том, что энергоемкость нашего производства в 3- 10 раз выше, чем в странах Европейского Союза, проведение только одного этого “мероприятия” сделало цены на украинские товары выше мировых (что усугубилось раздутыми управленческими штатами предприятий, многоступенчатой системой посредников и бездарной налоговой политикой – авт.). Это привело к вытеснению украинских товаров не только с внешних, но и со своего внутреннего рынка, а значит, к остановке и деградации целых отраслей, к потере работы и заработка гражданами Украины” [Лазаренко, с. 36]. В этом существенную роль сыграли и ведущие экономисты как Советского Союза во времена перестройки, так и Украины во времена независимости. Они считали, что “наш народ разучился работать, отстал в воспитании и культуре от более цивилизованных на целую эпоху, у нас нет слоя мастеров и хозяев… На мой взгляд, уважаемый академик (Л.И.Абалкин – авт.) поспешил, давая, по сути, согласие на превращение нашей страны в сырьевой придаток и рынок сбыта, а точнее говоря – в колонию транснациональных корпораций. Да, мы многое утратили из культурного богатства, накапливавшегося Отчизной в течение веков, но отнюдь не стали неумехами, а если выглядим таковыми, то только потому, что опутаны по рукам и ногам бюрократическими и прочими узами. Уберите с нашего пути эти препятствия – и вы увидите, сколько в стране умельцев и мастеров, деловых людей и сколько носителей подлинно государственного мышления!” [Антонов, с. 73].

Социальные программы, по мнению МВФ, препятствуют финансовой стабилизации, поэтому должны быть сведены к минимуму. Обнищавшее до предела население, естественно, не в состоянии оплатить возрастающую стоимость коммунальных услуг. В результате чего задолженность населения за коммунальные услуги достигла астрономической суммы в 3,2 млрд. грн. Правительство в ответ рассматривает варианты жестких репрессивных мер против должников: штрафы, отключение от газа, воды, электроэнергии. Такая политика на практике означает переход от политики социального партнерства к политике социальных конфликтов” [Лазаренко, с. 36- 37]. К этому следует добавить, что резкое уменьшение средств на коммунальные услуги приводит к разрушению городской инфраструктуры, что неизбежно повлечет за собой возрастание числа тяжелых аварий, которое будет возрастать от года к году и их тяжесть и последствия будут увеличиваться. Это – бомба замедленного действия, которая уничтожает организацию общества. Кроме того, вместе с коммунальными, резко и неоправданно возрастают платы за все виды связи и транспорта, что также направлено на разобщение людей и на дезорганизацию общественных структур и производственных связей.

Ваучерная приватизация, проявившая себя в России с наихудшей стороны, естественно, была применена и в Украине. Практически ни одно предприятие не получило эффективного собственника и производство в приватизированном секторе экономики падает столь же быстро и “эффективно”, как и в государственном. Население же при этом обманули дважды. Первый раз, установив чисто символическую номинальную цену за приватизационный сертификат. Второй, когда создали условия, при которых сертификаты сконцентрировались в руках теневых экономических структур через печально известные лопнувшие трасты, либо через сеть скупщиков сертификатов, покупающих их по цене одного килограмма колбасы. Те же, кто вложил сертификаты в акции предприятий, потеряли их вместе с обанкротившимися предприятиями. Объявленная тотальная приватизация в одночасье разрушила сложившуюся систему управления народнохозяйственным комплексом, ничего не дав взамен. Наладить горизонтальные связи для всех предприятий страны нельзя ни за день, ни за год. Это значит, что у каждого вдруг стало чего-то недоставать – либо сырья, либо комплектующих, либо потребителей. Таким образом, целостный экономический организм превратился в сумму мечущихся и гибнущих отдельных предприятий. Повальное банкротство предприятий Украины – цель, поставленная извне” [Там же, с. 37]. Нельзя не указать и тот факт, что народ Украины был обманут и третий раз, когда акции выпустили двух видов. То есть акции для собственников, по которым, собственно, и шли основные дивиденды, и акции для участвующих, которые раздавали народу и платежи по которым были или мизерны, или вообще не производились.

В политике финансовой стабилизации есть еще один лукавый аспект. Он состоит в том, что одолженные деньги считаются в качестве доходной части бюджета… Одолженные деньги нужно возвращать с процентами, иначе их никто не одалживает… На обслуживание внешнего долга государства в 1995 году ушло 15 % доходной части бюджета, а в 2000 году предполагается 25 % от доходной части, в дальнейшем – больше. Одно это неизбежно ведет к финансовому краху государства (поскольку 25% доходной части бюджета по общемировым стандартам соответствуют расходам государства на очень тяжелую и продолжительную военную кампанию – авт.)” [Там же, с. 39- 40]. “Сегодня за границей (по данным Государственной налоговой администрации) в виде долгосрочных вкладов пребывает сумма, эквивалентная свыше 4 млрд. долларов США. Еще более 700 млн. долларов задекларированной валюты пребывает на Западе в виде обслуживания текущих операций. Тем временем складывается ситуация, когда государственный бюджет превращается в орудие пожарного обслуживания внутреннего и внешнего долга и никоим образом не влияет на факторы расширенного воспроизводства в стране… Страусиная позиция наивысших эшелонов исполнительной власти представляет собой злую шутку и опасна для будущего страны. До настоящего времени понятие “ошибочная экономическая политика” даже с точки зрения элементарного анализа исполнительной властью воинственно отбрасывается. Наоборот, “островная” статистика тенденциозно используется только для того, чтобы выискивать несуществующие макроэкономические положительные сдвиги и на этом фоне выдвигать очередную серию мероприятий по еще большему затягиванию поясов населения, которое терпеливо вымирает в ожидании очередного пришествия экономического чуда” [Марчук, с. 38].

Как мы можем судить из приведенного короткого анализа и из собственной нашей жизни, экономические войны – это самые подлые из всех войн, которые когда-либо велись человечеством. Это уничтожение государства руками отщепенцев, живущих в самом государстве. Это – тоталитарная война. “Но что такое “тоталитарная война”? Это война “всего фронта и всего тыла” против неприятеля, причем терять время на объявление войны равносильно государственной измене: “враг должен быть наполовину сломлен раньше, чем догадается о вспыхнувшей войне”. А если так, то не бессмысленно ли толковать о предлогах, мотивах, выдумывать обиды и правонарушения? “Тоталитарная война” требует постоянного “морального тренирования”: нация должна привыкнуть к мысли, что она имеет не только право, но и жизненную необходимость броситься на соседа в любой момент, когда это будет целесообразно” [Тарле, т. ХI, с. 700].

Рядом с рейнджерами, наемниками всегда шли и направляли их действия крупные монополии, банки, тресты. “В ноябре 1918 года для закабаления России при военно-торговом (! – авт.) управлении США было создано Русское бюро, которое возглавили крупнейшие монополисты Альберт Штраус и Вэнс Маккормик. Казначеем и секретарем бюро был Джон Фостер Даллес, ставший в 50-е годы государственным секретарем США. Сенатор Руд, не скрывая своего восторга, а возможно, и зависти, воскликнул с трибуны конгресса: “Вэнс Маккормик под предлогом снабжения голодающего народа России задумал здесь величайший из трестов, который когда-либо видел мир!”. Цель этого треста была совершенно очевидна – экономическое поглощение России.

Американские транспорты, доставлявшие белогвардейцам оружие и боеприпасы, увозили за океан ценные грузы: лес, пушнину, золото, лен, кожу, зерно, марганцевую руду, нефть… Из одних только северных районов России оккупанты вывезли в США, по неполным данным, различных награбленных товаров почти на миллиард золотых рублей… Только фирма “Вульфсон энд компани” за период с осени 1918 по май 1919 года вывезла из Сибири в США 1 410 000 шкурок белки, 785 000 шкурок зайцев, 61 000 шкурок горностая, 7 000 рыжих и 72 000 черно-бурых лисиц, 2 000 соболей, 43 000 хорьков, 5 000 выдр, 6 300 песцов и 30 000 шкурок колонка” [Котляренко, с. 42- 43]. Аналогично и в других частях мира. Компании ““Анаконда” и “Кеннекот коппер” захватили 80 % добычи меди в Чили. В 60-х годах “Анаконда”, например, получила доход в 500 миллионов долларов от своих инвестиций в Чили, оценивающихся компанией в 300 миллионов долларов (т.е. 1,67 доллара дохода на 1 доллар инвестиции – авт.). Вся телефонная сеть страны находится в руках американской кампании “Интернешнл телефон энд телеграф корпорейшн” (ИТТ)” [Там же, с. 109]. На Гаити “осенью 1914 года большой отряд американских морских пехотинцев захватил столицу страны под предлогом “защиты интересов США и имущества американских граждан” (то, что может ждать в недалеком будущем и граждан Украины – авт.). Первое, что сделали захватчики – ограбили нацбанк и вывезли в Вашингтон весь золотой запас страны” [Там же, с. 29]. В Доминиканскую республику солдаты армии США впервые вторглись “в 1898 году, выполняя волю магнатов Уолл-стрита, пожелавших захватить земельные участки под плантации сахарного тростника. Военной силой Вашингтон проложил дорогу на остров созданной в США “Сан-Доминго импрувмент компани”. В 1905 году американская пехота высадилась на острове и принудила правительство Санто-Доминго передать США контроль над всей внешней торговлей республики (?! – авт.)” [Там же, с. 28]. В Панаме “2 ноября 1903 года американские корабли приблизились к перешейку, а 3 ноября ставленники Вашингтона провозгласили создание Республики Панама и отделение ее от Колумбии. Новоиспеченным президентом стал некий Амадор Герреро, бывший врач, работавший на железной дороге, принадлежавшей американскому капиталу. 18 ноября 1903 года Соединенные штаты навязали Панаме кабальный договор. В Вашингтоне действовали настолько поспешно и грубо, что даже не успели перевести его текст на испанский язык. От имени Панамы документ подписал Бюно-Варилья – международный спекулянт, авантюрист, который выступал в роли посредника между Белым домом и марионеточным правительством. У Бюно-Варильи не было ни полномочий, ни печати для скрепления подписи. Государственный секретарь США Хэй предложил ему на выбор два перстня: один тот, что был у лорда Байрона на пальце в день его гибели, второй – с фамильным гербом семейства Хэев. Бюно-Варилья выбрал второй перстень… Грабительский договор 1903 года предоставил США чрезвычайно широкие права. Вашингтон получил в свое распоряжение полосу панамской территории шириной 10 километров и право на строительство канала…” [Там же, с. 19- 20]. “Первое разбойничье нападение американцев на территорию Кореи относится к 1855 году. В следующем году янки на вооруженной шхуне “Генерал Шерман” по-воровски пробрались по рекам внутрь территории Кореи с целью ограбления древних гробниц в районе Пхеньяна. В 1857 году группа американцев на шхуне поднялась по реке в северную часть провинции Чхунчхондо и ограбила находившиеся там древнейшие гробницы” [Там же, с. 35]. И т.д., и т.п.

И далеко не всегда, как мы уже говорили, захватчикам требовались какие-либо основания для своих черных дел. “Когда в 1931 г. японские войска вторглись в Маньчжурию…, то японские дипломаты говорили в Англии (где в тот момент решили притвориться, будто верят), что Европа не в силах понять внутреннего глубокого смысла этого “любовного слияния двух начал великой желтой расы: мужского начала – японского и женского – китайского”. Других причин к завоеванию Маньчжурии не выставлялось. В сентябре 1936 г. в том самом Нюренберге, над которым в 1914 г. были так кстати кем-то усмотрены таинственные французские самолеты, раздавались истерические вопли о необходимости напасть на Советский Союз, но для мотивировки этого пожелания никому даже и в голову не пришло сочинять, например, о советских самолетах, просто было во всеуслышание заявлено: “Если бы Украина, Сибирь и Урал были наши, то каждая немецкая хозяйка почувствовала бы, насколько ее жизнь стала легче…!” Когда Муссолини и Гитлер начали войну с Испанией, то это случилось тоже без малейшей с их стороны потери времени на подыскание предлогов. Голос истории, голос крови, любовное слияние двух начал желтой расы, облегчение положения немецкой хозяйки путем проникновения немецких хозяев на Урал и на Украину, - словом, первое, что сболтнет язык, любая бессмыслица, которая зародится в голове, - все сойдет. А можно даже вообще ничего не говорить и обойтись без всяких голосов истории и без облегченных хозяек: например, абиссинцам так и не удалось никогда узнать, почему их решили стереть с лица земли.

…Когда испанскому королю Фердинанду Католику сказали, что французский король Людовик ХII жалуется, что Фердинанд обманул его четыре раза, то Фердинанд Католик обиделся и воскликнул: “Лжет он, пьяница! Я обманул его шесть раз!” И в те далекие, первоначальные времена великодержавного и колониального хищничества, и в наше время совсем разнуздавшихся инстинктов безудержного империализма лицемерие становится совершенно бесполезной роскошью и отбрасывается в сторону. Зоологическая ненависть к конкуренту, звериная злоба ко всему, что стоит на пути к удовлетворению территориальных и иных аппетитов, - вот что выступает в такие эпохи в обнаженном виде (здесь курсив наш – авт.). До мировой войны дело к этому обнажению всех инстинктов быстро шло, после мировой войны оно к этому пришло” [Тарле, т. ХI, с. 698- 699].

Поэтому все те, кто близоруко считает, будто в войне нет победителей, глубоко ошибаются. Выигранная война – это рынки сбыта, это переложение внутренних проблем на проигравшую сторону, это наконец благополучие и занятые руки в собственном государстве. И как ни страшен и кощунственен этот закон, но пока в основу производства поставлена прибыль, войны неизбежны. Любой экономический конфликт, не закончившийся войной –это только временное, шаткое перемирие, только оттяжка, часто очень важная и необходимая для одной, а то и для обеих сторон – но не более, поскольку целью экономической экспансии являются не только рынки сырья и сбыта (для этого достаточно было бы торговать и конкурировать), но необходимость вынести за пределы своего государства проблему инфляции, обусловленную погоней за нормативом прибыли.

Так было, в частности, и в отношениях Англии с Германией накануне первой мировой войны, начавшихся с колониальных противоречий между Францией и Англией, воевавших впоследствии вместе против Германии. “…В 1875 г. Англия определенно не пожелала допустить нового разгрома Франции, затевавшегося Бисмарком: европейское равновесие и без того было сильно нарушено в пользу Германии. С 1881 г., с начала завоевания Туниса, открывается эра новых французских колониальных экспедиций. В 1882 г. началось завоевание Тонкина и Аннама в Индокитае, и 11 мая 1885 г. эти и сопредельные территории были уступлены Китаем Французской республике. Когда в течение 80-х и первой половины 90-х годов французы присоединили колониальные земли в Центральной Африке и (в 1894- 1895 гг.) окончательно захватили остров Мадагаскар, враждебное отношение к Франции стало возрастать в Англии весьма заметно. Решительное столкновение… произошло из-за Фашоды, когда англичане прямой угрозой войны заставили французское правительство отказаться от попытки проникнуть в долину Нила. Дело в том, что в годину конфликта и в связи с этим конфликтом для англичан решался окончательно вопрос о Египте” [Там же, т. V, с. 56- 57]. Отношения с Францией были настолько испорчены, что англичане пошли на неожиданный и решительный шаг – предложение союза Германии. Хотя и в англо-германских отношениях было мало взаимной любезности: “…Уже с конца 80-х годов английские консулы и английские коммерсанты и частные лица не переставали с самых отдаленных точек земного шара присылать сведения и донесения о все более растущей и заметной конкуренции германского ввоза в самых разнообразных отраслях торговли и промышленности. Эта конкуренция давала себя чувствовать не только в чужеземных владениях – в России, в Южной Америке, в Китае, в Японии, в Италии, на Балканском полуострове, в Малой Азии, но кое-где и в колониях самой Британии, и даже в самом Лондоне. В общем донесения сходились в констатировании четырех основных фактов (просим Читателей обратить внимание на этот перечень – авт.): 1) германские товары по качеству обыкновенно уступают английскому производству; 2) германские товары значительно дешевле английских; 3) немцы предоставляют оптовым покупателям часто очень льготные и долгосрочные кредиты; 4) немецкий сбыт обслуживается несравненно лучше, чем английский, благодаря громадной армии превосходных коммивояжеров, изучающих потребности рынка, проникающих в самые глухие дебри и способствующих тому, что с каждым годом немецкое производство все более применяется ко всем условиям, нуждам, характерным особенностям потребителей.

Началась эта конкуренция в 80-х годах. Но в 90-х годах она с каждым годом принимала такие размеры, что в торгово-промышленных кругах Великобритании стали поговаривать об опасности, грозящей английскому благосостоянию. Это были еще одинокие голоса, но число их все увеличивалось. Нужно вспомнить, что с середины ХIХ века англичане привыкли почти к монопольному положению как на рынках сбыта, так и на рынках сырья в большинстве внеевропейских стран, куда вообще допускались европейские товары. Огромные барыши промышленников позволяли не только из года в год усиливать производство, но и создавали почву, при которой тред-юнионы могли вести (и вели) постоянную и очень успешную борьбу за повышение заработной платы. Большие категории рабочего класса в Англии, под влиянием растущего благосостояния, все более и более отходили от традиций чартизма (борьбы за права трудящихся – авт.); даже расширение избирательного права как в 1867, так и в 1884 гг., фактически распространившего все права на рабочий класс, было достигнуто без какой бы то ни было революционной борьбы. Профессионализм становился в течение всей второй половины ХIХ столетия основным направлением большинства английского рабочего класса.

Так дело шло, пока предприятия английской промышленности были в цветущем состоянии. Но было ясно, что положение непременно изменится и аполитизм рабочего класса быстро исчезнет, как только в стране настанет безработица и заработная плата перестанет возрастать сообразно с увеличивающейся дороговизной жизни (обусловленной как раз нормативом прибыли – авт.). Для английских политически и экономически господствующих классов опасность от усиливающейся немецкой конкуренции являлась, таким образом, одновременно и экономической, и внутренне-политической опасностью” [Тарле, т. V, с. 58- 59, курсив наш – авт.].

Тем не менее, Англия пошла на договор с Германией, поскольку “было просто невыгодно вступать в сколько-нибудь неприязненные отношения с Германией” [Тарле, т. V, с. 59], которая была вторым по величине рынком сбыта английской продукции. Но это нежелание было временным и закончилось катастрофой, ибо если уж сошлись интересы двух держав на одном рынке, если на карту при этом поставлена устойчивость экономических структур государств, то исход неизбежен.

Как видим из конкретных примеров, внешнеэкономическая политика является очень сложным и ответственным фактором стабильности экономических структур общества. Неправильное, неточное, апатичное ее проведение способно парализовать все внутренние структуры, дестабилизировать социальную и политическую ситуацию внутри страны. Точно так же как и неправильная внутриэкономическая политика определяет возможности и перспективы внешней. Смогли немцы обеспечить выпуск более дешевых и разнообразных товаров – и сразу получили преимущество на внешнем рынке, хотя качество этих товаров и уступало английскому, - что находится в полном соответствии с теми главными выводами, которые сделаны нами в предыдущих пунктах данной работы. А именно, ориентация на понижение цены товара и технологическая направленность производства, ориентация на серийное и мелкосерийное, но широкопрофильное производство, неограниченность какими бы то ни было выделенными приоритетами, максимально возможный уровень заработной платы внутри страны – всё это создает благоприятные возможности для эффективной внешней политики. При этом не стоит беспокоиться, что ряд товаров окажется дешевле в производстве, чем в тех же развитых странах мира. Если внутри страны затратный механизм производства этих товаров будет вписываться в баланс и не будет убыточен, то низкая цена станет преимуществом. Точно так же не стоит особенно закомплексовывать себя в том моменте, что товары Украины будут неконкурентоспособны. Для некоторой части товаров, возможно, в первое время будет и так, но мир не живет одними компьютерами или наручными часами со встроенными телевизорами. Украина уже сейчас способна выпускать во многих отраслях значительно более качественную продукцию, чем Турция, Египет или даже Китай – а значит, и перехватывать их рынки сбыта. Активность, стремление и пошире диапазон мысли – вот главные критерии успеха во внешнеэкономической политике. А главное: сам вопрос о товаре, его номенклатуре и качестве должен решаться не государством, а производителями, купцами, коммивояжерами – т.е. всеми непосредственными участниками экспорта. Задача государства – обеспечить наиболее благоприятные условия для эффективного экспорта – с одной стороны, но с другой стороны оно обязано обеспечить законодательно такие условия экспорта, чтобы все полученные преимущества отразились на благополучии и стабильности своей страны, а не третьих стран, как это оказывается у нас сейчас. И это вполне возможно сделать, используя достаточный принцип балансного регулирования экспорта.

Конечно, в соответствии с той международной обстановкой, которая сложилась в мире после распада СССР, трудности будут, и серьезные. В первую очередь они обусловлены тем, что ни России с одной стороны, ни всем западноевропейским странам – с другой нежелательно изменение положения вещей, поскольку Россия сохраняет при этом надежду возвратить Украину под свое “крыло”, как только немного окрепнет, а западные державы давно уготовили Украине роль своей колонии и вряд ли спокойно будут взирать на ее возрождение. В известной мере неопределенное, подвешенное положение Украины обусловлено еще и тем, что главный и в общем-то признанный претендент со стороны Запада – Германия – пока не может активизироваться из-за внутренних проблем с Восточной Германией. В связи с этим нельзя не учитывать и столь важного фактора как олигархические тенденции посткоммунистов, описанные в предыдущей главе, которые играют роль пятой колонны, дестабилизируя производство и препятствуя любым попыткам развития. Тем самым они подогревают настроения против независимости, демонстрируя бессилие власти Киева справиться с ситуацией, что является прямым предательством интересов собственного народа, поскольку именно за счет здоровья, уровня существования, уничтожения перспективы, дисквалификации специалистов осуществляется проведение ими своей политики. Поймет ли это народ, согласится ли с уготовленной ему перспективой – это зависит и от него, но главное – от тех патриотических сил, которые понимают корни сложившейся ситуации. От их активности и напористости, от их умения убедить простых людей, от их способности организовать этих людей и встать во главе, взяв на себя всю ответственность и за свои действия, и за людей, которые им поверили, и за Украину в целом.

Поэтому еще раз хотелось бы особо подчеркнуть, что для понимания всего комплекса задач, связанных со внешнеэкономической деятельностью, конечно же, необходимо очень хорошо разбираться во внешнеэкономической обстановке – это может стать решающим фактором. Но кроме того, не менее важно, как и какими регуляторами пользоваться, чтобы адекватно и точно реагировать на внешнеэкономическую ситуацию с учетом того положения, в котором находится Украина сейчас.

Для этого следует прежде всего ответить на ряд принципиальных вопросов.

Первый из них: способна ли в настоящее время Украина вести торговую экспансию? Однозначно нет. Мы в основном можем и торгуем сырьем и низкотехнологичной продукцией. Уровень торговли ограничивается защитными барьерами других стран. Причем, учитывая нашу зависимость от энергетических ресурсов, наша торговля постоянно дестабилизируется (той же Россией) для создания отрицательного баланса. Это свидетельствует о том, что главным стабильным рынком сбыта для Украины является внутренний рынок. А значит, или мы откажемся от ориентации на норматив прибыли, требующий обязательной экспансии товаров, или мы вообще никогда не сможем наладить свои внутренние экономические структуры, поскольку на внешние рынки нас никто и никогда так просто не пустит. Тем более, что эти рынки и без того насыщены до предела. К тому же, “если какая-либо страна безумно гордится своей внешней политикой, то она, обыкновенно, находится в зависимости от ввоза чужого сырья. Она превращает свое население в фабричный материал, создает класс богачей, пренебрегая своими ближними, кровными интересами” [Форд, с. 200]. Следовательно, технологический путь развития, ориентация на потребности внутреннего рынка и минимизация прибыли – единственный реальный путь возрождения экономики Украины. Что, кстати, совершенно не означает отступления с позиций, уже завоеванных Украиной на внешнем рынке, или отказ от расширения своих позиций. Имеется в виду только прекращение практики игнорирования собственными производителями внутреннего рынка.

Второй вопрос: может ли сейчас Украина вступать в таможенные войны? Ответ на этот вопрос не столь однозначен. С одной стороны, если Украина не будет вести таможенной политики, то мировое сообщество будет делать всё от него зависящее, чтобы высокопродуктивных, конкурентоспособных технологий и товаров на Украине не производилось, поскольку, как мы вполне могли убедиться из вышесказанного, это им невыгодно. Значит, защищаться нужно. А это если не войны, то постоянные конфликты. И это неизбежно. Более важный вопрос состоит в том, что именно и как эффективно защищать. Ответ на данный вопрос лежит в плоскости прямых интересов государства. Как мы видели при анализе спроса-предложения, устойчивость оборота денежных средств в обществе обеспечивается в том случае, если замкнут цикл между цепочкой последовательных производителей и потреблением товаров народного потребления. Если, предположим, производители средств производства будут работать на внешний рынок, а товары народного потребления будут импортироваться, то это в настоящее время означает для Украины потерю ощутимой части дохода, поскольку внешний рынок потребит наши товары дешево, а свои товары продаст втридорога, усугубив данное соотношение еще и пересчетом валют. Делается это очень просто. Средний гражданин США имеет заработок 2,5- 4 тыс. долларов в месяц. Если товар стоит, предположим, 10 долларов, то для него это дешево, а для нас с зарплатой в 100- 200 гривен при курсе 4 гривны за доллар – это дорого. (Хотя было бы дорого и при курсе 1:1, поскольку реальная стоимость товара определяется как в производстве (через совокупность себестоимостей), так и в потреблении (через реальные доходы населения) именно средним уровнем заработной платы населения, отражающим, хотя и приближенно, объем средств, который может уплатить общество за совокупность производимых товаров. А значит, только при обменном курсе валют, определяемом средними заработными платами (в данном случае 0,025- 0,05 грн. за доллар) можно было бы ожидать справедливого сбалансирования цен товаров в межгосударственных торговых отношениях. Правда, при этом можно только себе представить, насколько возросла бы цена украинских товаров в долларовом исчислении, завышаемая нашим государством и предпринимателями за счет сверхэксплуатации наемных рабочих, завышения норматива прибыли в структуре цен на экспортируемые товары и нерациональности хозяйствования. Но это уже проблемы самой Украины как государства и ее народа. Со стороны же экономически развитых стран, преднамеренно вводимое несоответствие между уровнями оплаты товаров и обменным курсом валют является дополнительным способом колонизации стран и выкачивания денежных средств.

В такой ситуации можно или поднять уровень заработных плат при сохранении курса и тем самым перейти на уровень баланса спроса-предложения, установившийся в мире, или сохранить уровень заработных плат, но понизить уровень цен, введя их в баланс с покупательной способностью. Второе выгоднее, поскольку при этом сохраняется преимущество в дешевизне товара. Импорт же при этом будет более эффективно подавляться, поскольку относительная цена на него возрастет по сравнению со внутренними ценами, что автоматически даст преимущество национальному производителю. И это вполне реально осуществить. Согласитесь: если, например, шоколадные ассорти местных фабрик сейчас стоят в 1,5- 2 раза дороже привозных, то это явный нонсенс, говорящий о нерациональной структуре управления и ни о чем ином. “Наша тактика преследует понижение цен, увеличение производства и усовершенствование товара. Заметьте, что на первом месте стоит понижение цен. Никогда мы не рассматривали наших издержек, как твердую величину. Поэтому мы прежде всего сбавляем цены настолько, что можем надеяться приобрести возможно больший сбыт. Затем мы принимаемся за дело и стараемся изготовить товар за эту цену. О расходах при этом не спрашиваем. Новая цена сама собой понижает расходы. Обыкновенно поступают иначе. Сначала вычисляют издержки, а по ним цену. Может быть, с узкой точки зрения этот метод корректнее, но, смотря на вещи под более широким углом, его все-таки приходится считать ошибочным; что пользы точно знать расходы, если из них вытекает лишь то, что нельзя производить за ту цену, по которой продается товар? Гораздо важнее тот факт, что, хотя расходы поддаются точному вычислению, разумеется, и мы вычисляем их совершенно точно, но никто на свете не знает, каковы они могут быть в действительности. Установить последнее возможно, назначая такую низкую цену, чтобы всякий был вынужден дать максимум в своей работе. Низкая цена заставляет каждого работать для прибыли. Этот принудительный метод привел к большим открытиям в области производства и сбыта, чем это было возможно прежде с помощью любого спокойного метода исследования” [Форд, с. 127- 128]. Сам факт, что это уже реализовалось и приводило к успешному ведению дела, говорит о том, что данный подход реален и осуществим. В таможенной политике этот подход тем более удобен, что снимает необходимость в установлении ряда барьеров – а значит, и связанных с ними конфликтов. Хотя, конечно же, определенные барьеры устанавливать необходимо. Украине нужно сырье, технологии, но не готовая продукция, а вывозить желательно готовую и высокотехнологичную продукцию. И это тот главный таможенный барьер, который должен быть установлен. Причем, чтобы сделать экспортный “барьер” “удобным” для экспортеров, его можно реализовать в виде свободного экспорта своей продукции беспошлинно при условии, что от 50 до 80 % продукции (законодательно установленных для каждой отрасли) предприниматель реализует на Украине. Вне этих процентов – максимальная ставка налога. Опять-таки, для некоторых транзитных товаров выгоднее обязать предпринимателя продать 5- 10% своего товара по внутренним ценам Украины, чем взимать плату за транзит. Да, государство тем самым уменьшит свои таможенные доходы, но при этом сделает выгодным для иностранных предпринимателей транзит грузов именно через Украину, поскольку это для них – рынок сбыта, в котором они всегда заинтересованы. Но кроме того, будет насыщаться внутренний рынок не товарами, которые хотят привозить на Украину, но теми товарами, которые они не хотят привозить – что также происходит достаточно часто и благодаря этому регулятору может в некоторой степени стимулироваться.

Наконец, чтобы решить очень важный и болезненный вопрос о возврате вывезенного капитала, следует в первую очередь отметить, что данный вопрос относится в равной степени как ко внешней, так и ко внутренней политике. Создать условия для внутренних инвестиций – это:

- ввести баланс спроса-предложения, чем стимулировать активность предпринимателей;

- уйти от разрешительного принципа вмешательства государства в деятельность предпринимателя. Открыть производственную деятельность должно быть очень дешево и просто. Государство и его органы вместо погони за соблюдением предпринимателем противопожарных, санитарных, финансово-отчетных правил должны по минимальным ценам помогать предпринимателю в этом. Главным в государстве является предприниматель, а не пожарный, поскольку именно его деятельность оплачивает и пожарного, и все остальные службы, а подоходный налог – плата. Поэтому, когда пожарный приходит к предпринимателю и под угрозой закрытия предприятия требует оплаты невообразимых штрафов - что, как показывает опыт, является способом принуждения ко взятке, – то он трижды вреден для Украины, поскольку формирует мафиозные коррумпированные структуры, подавляет активность предпринимателей, резко увеличивает затратную часть стоимости товаров, а значит, провоцирует дисбаланс спроса-потребления. Направленность на помощь предпринимателю должна красной нитью пронизывать все законодательство, все инструкции, издаваемые государством и его органами – и, поверьте, это действительно окупится;

- уйти от принципа, что собственность предпринимателя неотторжима от него вследствие его плохого управления этой собственностью. Не следует бояться банкротств. По сути, банкротство означает не уничтожение предприятия, а переход собственности к другому, более активному, деловому, рачительному хозяину. Что толку, если осколки партолигархии засели на ряде остановленных заводов, как на куче хлама? Как в рамках Союза, так и сами по себе они неспособны думать, прогнозировать, решать сложные задачи, требующие риска и ответственности. Они по самому принципу своего прихода в директорские кресла умеют только исполнять “ценные” указания и выдавать отчетность – что не является главным для нормального производства, в основу которого должно быть положено нестандартное мышление. Повторяем, не следует бояться банкротств, это – очистительный механизм. Тот, кто действительно способен, будет работать и дальше, умножая свое благосостояние; кто неспособен – должен уйти и не мешать возрождению Украины, поскольку данный вопрос стоит действительно так.

Реализовав же три указанных главных принципа во внутренней экономической политике, тем самым мы в основном решим вопрос об инвестициях национального предпринимателя в свою экономику. Со стороны же внешнеэкономической политики действие может быть усилено введением регулятора уровня налога, устанавливающего минимальную налоговую ставку при условии, если предприниматель проводит все свои операции через национальные банки, и максимальную ставку налога – если через иностранные банки. При этом предприниматель должен иметь полную свободу хранить свои средства в той валюте, которая ему наиболее удобна, безо всяких компенсаций и насильственного обмена. Здесь стоит вопрос не престижа валюты, а рациональности платежей. Если же государство заинтересовано в своей собственной заработанной валюте, то вполне рациональным будет требование оплаты налога в той валюте, в которой производились экспортно-импортные операции, а также создание условий, благоприятных для закупки предпринимателями экспортных товаров, необходимых государству.

В отношении же иностранных инвестиций следует быть трижды осторожными, поскольку это – чужие деньги, чужими и останутся, а, как говорится, берешь чужие, а отдаешь свои. Тем более, что даются они не во благо Украине, а в соответствии с понятием блага для дающей стороны – а это разные понятия. “…Нет более неблагоприятного момента для займа, чем тот, когда банки думают, что заем необходим” [Форд, с. 147]. Игнорирование Украиной данного обстоятельства, погоня за кредитами иностранных банков, иностранными инвестициями привели, как уже было ранее сказано, к тому, что в настоящее время только обслуживание иностранного долга (1,296 млрд. грн.) в два раза больше средств, отпускаемых нашим государством на фундаментальные исследования (500 млн. грн.), которые обеспечивают и престиж, и перспективу Украины, и практически равно объему средств, отпущенных на всю национальную оборону (1,548 млрд. грн. – цифры взяты из проекта госбюджета на 1998 финансовый год). И это при том, что для получения иностранных кредитов Украина должна была пойти на полный разбаланс внутриэкономических структур, ведущий к деградации государственности и уничтожению независимости, навязываемые, как уже было выяснено выше, теми же Международным Валютным Фондом, Всемирным банком, Европейским банком реконструкции и развития и т.д. в качестве обязательного условия. Не лучше ли искать средства и возможности внутри страны?

В заключение хотелось бы отметить, что, конечно, мы не могли изложить в кратком анализе все многообразие проблем, а потому сконцентрировались на тех вопросах, решение которых позволяет дать Украине главное, устойчивое преимущество во внешнеэкономической деятельности, при избежании, по возможности, конфронтации. Хотя, как показывает история, полностью их избежать нельзя, но и бояться их также не следует. Просто необходимо очень внимательно оценивать и рассчитывать все шаги и все последствия, как это сделал в свое время Витте – и тогда недостатки станут преимуществами. И второе, на что следует обратить внимание. В мире никогда не было, нет и не будет друзей и врагов. Всё проще: есть только экономические интересы. Но это значит, что при своих расчетах нельзя особенно уповать на чью-то помощь. Крымские татары предали украинцев под Берестечком точно так же, так Франция и Англия перед Второй мировой войной – Чехию, открыв дорогу Мюнхенскому сговору – и это тот факт, с которым необходимо считаться.